Перерождение - Страница 211

211

— Да, могу.

Билли одобрительно кивнула.

— Тогда одевайся и делай то, что мы скажем.

50

Маусами снились птицы. Проснувшись, она почувствовала под сердцем трепет, словно внутри нее бились крылья.

Ребенок, ребенок шевелился! Трепет — пауза — снова трепет. Ритмичная пульсация напоминала круги на воде. Казалось, малыш соскучился и стучит в окошко: «Привет, мама, привет!»

Маус погладила влажный от пота живот и тут же растворилась в умиротворении, которое ведомо лишь матерям. «Привет, маленький!» — тихонько прошептала она.

У нее родится мальчик! Маус знала это с самого начала, с того памятного утра, когда ее впервые вырвало на кучу компоста. А вот имя она еще не выбрала. Все говорят, потерять ребенка с именем в сто раз ужаснее. Однако истинная причина была в другом: Маус знала, что выкидыша не будет, — не думала, не надеялась, а именно знала. Вот когда мальчик родится, когда с криком покинет ее утробу, они с Тео вместе выберут имя.

В этом странном поселении, в Гавани, Маус постоянно чувствовала усталость и хотела только спать. Вдобавок чувство голода не отпускало. Разумеется, дело было в ребенке, из-за него она постоянно хотела есть. После бесконечных сухарей, фасолевого паштета и консервов из бункера — хорошо хоть столетней гадостью в вакуумной упаковке никто не отравился! — настоящая еда казалась чудом. Хлеб и сыр, говядина и молоко… А масло! От божественного сливочного вкуса у Маус кружилась голова. Она ела за троих, а потом облизывала пальцы. Только ради еды она могла бы остаться здесь навсегда!

Как и другие, неладное Маус почувствовала сразу. Накануне вечером молодые женщины — кто с большим животом, кто с маленьким ребенком, кто с большим животом и маленьким ребенком — буквально вцепились в нее. Она беременна? Как здорово! Когда должна родить? Это ее первенец? Другие девушки из отряда тоже беременны? Лица женщин сияли сестринской заботой, и Маус не задумалась над странными обстоятельствами, которые сейчас не давали покоя. Откуда они знали про ее беременность: ведь живот только-только появился? Почему не спросили, кто отец ребенка, и не упоминали отцов своих малышей?

Солнце село, и Маусами легла отдохнуть. Питер и остальные наверняка собрались в соседнем бараке и решают, что делать. Малыш снова зашевелился — бил ножкой и кувыркался у нее в животе. Маус закрыла глаза и растворилась в этом ощущении. Служба в Охране казалась чем-то далеким, эпизодом другой жизни. Да, с беременными такое случается: в твоем чреве растет живое существо, и к моменту его рождения ты сама становишься другим человеком… Неожиданно Маус почувствовала, что в бараке кто-то есть.

На соседней койке сидела Эми. Девочка чуть ли не в невидимку превращается — бр-р, аж оторопь берет! Маус повернулась к ней и прижала колени к груди, чувствуя, как малыш без устали бьет ножкой — топ-топ-топ.

— Эй, Эми! — окликнула девочку Маус и сладко зевнула. — Я тут немного задремала.

С Эми всегда так: говоришь банальные вещи, отвечаешь на свои вопросы, с самой собой беседуешь. А ее немигающий взгляд кого угодно из себя выведет: кажется, девочка мысли читает! Однако сегодня Эми смотрела не в глаза… Маус быстро сообразила, на что именно.

— А, поняла! Хочешь потрогать? — спросила она.

Эми нерешительно кивнула.

— Ну иди сюда и потрогай!

Эми подошла к Маус, та взяла ее руку и положила на свой округлившийся живот. Ладошка у девочки была теплой, чуть влажной, а пальчики нежными, никакого сравнения с мозолями Маусами! Хотя чего ждать, если всю сознательную жизнь из лука стреляешь?

— Подожди, он только что кувыркался!

Малыш зашевелился, словно услышав голос матери, и Эми испуганно отдернула руку.

— Чувствуешь? — спросила Маус. От радости и удивления глаза Эми стали совсем круглыми. — Не бойся, они спокойно не лежат, то и дело двигаются! — Малыш снова перевернулся и как следует пнул мать. — Ой, ну и сил у него!

Теперь улыбалась и Эми, а Маус думала: «До чего здорово! До чего замечательно после всего случившегося чувствовать, как в чреве шевелится ребенок! Новая жизнь, новый человечек, который вот-вот появится на свет!»

Тут она четко услышала два слова: «Он здесь».

Маус отпрянула и прижалась спиной к стене. Теперь Эми буквально буравила ее взглядом: карие глаза сверкали ярче прожекторов.

— Как… как ты так сделала? — пролепетала Маус. Ее колотило, словно при лихорадке.

«Он во сне. С Бэбкоком. С Легионом».

— Кто?

«Тео. Тео здесь».

51

Он — Бэбкок, он был, есть и будет. Он — один из Дюжины, первый и последний, брат Ноля, он — черное сердце ночи, он был Бэбкоком, прежде чем стать тем, кем стал. Прежде чем бесконечный, ненасытный, лютый голод стал его сущностью, его кровью, темным, заслонившим солнце крылом.

Он — Бэбкок, а Бэбкок — это Легион, бессчетные тысячи, звездами рассыпанные по ночному небу. Он — один из Дюжины, первый и последний, брат Ноля, он — это его дети, в жилах которых капля его крови, темной крови Дюжины. Они двигаются как он, дышат как он, думают как он. Он царит в их опустошенном забвением сознании и нашептывает каждому: «Ты не умрешь. Ты — это я, а я — это ты. Ты выпьешь всю кровь мира и насытишь меня».

Он повелевает детьми, абсолютно и безраздельно. Они едят для него, спят для него, они — Легион, они — Бэбкок, значит, они были, есть и будут. Они спят и видят его черный сон.

Он помнил жизнь до Перерождения. Жизнь в крошечном домике на окраине города под названием Дезерт-Уэллс. Жизнь среди боли и тишины. Жизнь с той женщиной, его матерью, матерью Бэбкока. Помнил мельчайшие подробности: звуки, образы, ощущения. Помнил золотой квадрат солнечного света на ковре, вытертый участок крыльца как раз по размеру его кроссовок, помнил толстый слой колючей ржавчины на перилах. Помнил свои пальцы. Помнил насквозь пропахшую сигаретами кухню, на которой мать болтала по телефону и смотрела телевизор. Помнил героев ее любимых передач: их лица во весь экран, их лихорадочно блестящие глаза. Помнил молодых женщин с ярко-красными или малиново-розовыми, словно глазированными губами.

211