Перерождение - Страница 169

169

— Всегда пожалуйста!

Уже взявшись за дверную ручку, Молино застыл.

— Я Джимми, — объявил он. — Джимми Молино.

— Я знаю, кто ты. Зачем напоминаешь?

— Ну, на всякий случай. Вдруг кто спросит.

Хроника событий, начавшихся с появления Джимми у Тетушки, сохранилась в искаженном виде. Взять хотя бы название. В действительности Ночь звезд и ножей продолжалась два дня и три ночи. Однако для хроники это вполне естественно: при отчете о событиях исторической важности временные рамки сдвигают, а факты выстраивают в логической последовательности, которая на деле присутствует не всегда. Четкость и связанность порой дороже истины, вот и получается: «Год такой-то, месяц такой-то, Ночь звезд и ножей».

Объяснялась неточность тем, что события шестьдесят пятой ночи лета, за которыми последовали остальные, разворачивались сразу на нескольких участках, параллельно и совершенно независимо. Можно сказать, события охватили всю Колонию. Например, необъяснимое желание заглянуть в Лавку подняло Старика Чоу с постели, которую он делил с молодой женой Констанс. В другом конце Колонии нечто подобное почувствовал Уолтер Фишер, но он был слишком пьян, чтобы встать, одеться и зашнуровать ботинки, поэтому лишь сутки спустя добрался до Лавки и обнаружил то, что там лежало. Объединяло их то, что оба как члены Семейного совета видели Девочку ниоткуда. Тем не менее далеко не все видевшие ее собственными глазами испытали такое желание: ни у Даны Кертис, ни у Майкла Фишера оно не возникло. Девочка ниоткуда стала не источником, а проводником определенного чувства — чувства близости с потерянными душами, проникающего в самые уязвимые участки сознания колонистов, но, опять-таки, не всех: сознание Алиши Донадио осталось для него закрыто. Питер Джексон и Сара Фишер отреагировали на общение с девочкой иначе, чем остальные. Тем не менее нечто схожее в ощущениях колонистов присутствовало: каждый неожиданно встретился с ушедшим из жизни другом или любимым.

Первый капитан Джимми Молино притаился на поляне у своего дома — на Стене он до сих пор не появился, чем спровоцировал суматоху, в результате которой исполняющим обязанности Первого капитана выбрали Иена, племянника Санджея, — и решал, стоит ли пойти в Щитовую, перебить обслугу и отключить прожекторы. Желание совершить ужасный необратимый поступок нарастало в нем целый день, но окончательно сформировалось, лишь когда он сидел за чаем у Тетушки. Зачем и почему задумал злодейство, Джимми объяснить не мог. Странное желание поднялось из недр души, хотя принадлежало будто бы не ему.

В доме мирно спали жена Карен и дочери Элис и Эйвери. Порой Джимми ловил себя на том, что не любит Карен, как должно мужу (он давно и безнадежно любил Су Рамирес), зато ни секунды не сомневался в ее любви, которая воплотилась в двух девочках. Девятилетняя Эйвери и одиннадцатилетняя Элис получились вылитая Карен: нежные личики сердечком, грустные, вечно на мокром месте глаза. В их присутствии Джимми чувствовал свежее дыхание будущего, а дурные мысли, накатывающие черной волной, тут же отступали.

Однако чем дольше он прятался среди теней, тем меньше связи чувствовал между желанием погасить прожекторы и спящей семьей. А еще, как ни странно, чувствовал, что теряет способность видеть. Когда Джимми подобрался к Стене, в его голове сформировался четкий план. Умиротворенный и расслабленный, как после теплой ванны, он поднимался на Девятую огневую платформу, окрещенную Форпостом бобыля, потому что она располагалась над брешью, сквозь которую проходила силовая магистраль, и с соседних платформ не просматривалась. Попавший туда Охранник обрекался на полное одиночество. Молино не сомневался: опальную Су Рамирес сегодня поставили именно на Девятую платформу.

Безотчетный страх терзал Су Рамирес всю ночь — на первый взгляд без особых причин. Однако вскоре неопределенные чувства отступили под натиском унижения и разочарования. Как-никак с поста Первого капитана сместили! Оправившись от шока, Су поняла: возможно, это даже к лучшему. Обязанности начали тяготить, и она сама подумывала об отставке. Только ведь уйти самой — одно, а увольнение — совсем другое дело. После дознания она вернулась домой и прорыдала на кухне два часа подряд. Ей уже сорок три, в перспективе — ничего, кроме ночных вахт на Стене и редких ужинов с Кортом, человеком неплохим, но ужасно скучным. Когда у них в последний раз получился интересный разговор? Су не мыслила себя без Охраны!

Корт, как всегда, пропадал в конюшнях. «Жаль! — подумала Су. — Хотя разницы, наверное, нет». Муж стоял бы с растерянным видом, не в состоянии элементарно погладить по голове. Три (целых три!) беременности Су закончились рождением мертвых младенцев, а он и тогда не знал, что сказать и как утешить. Чума вампирья, давно же это было!

Как ни прискорбно, винить в увольнении следовало только себя. Чертовы книги! Су наткнулась на них в Лавке, когда перебирала ящики, где Уолтер хранил никому не нужные вещи. Да, все из-за чертовых книг! Ведь, едва раскрыв первую, Су погрузилась в чтение, как в омут. Что говорить, она села читать прямо в Лавке, по-девчоночьи поджав ноги! («Тальбот Карвер! Мистер Тальбот Карвер собственной персоной! — воскликнула Шарлей Лефлер и спустилась по лестнице, шурша юбками длинного бального платья. Девушка с неподдельной тревогой разглядывала высокого статного красавца в пыльных бриджах, обтягивающих мускулистые бедра. — Почему вы явились сейчас, когда моего отца нет дома?») Книгу под названием «Королева бала», выпущенную нью-йоркским издательством «Романтик-пресс» в 2014 году, написала некая Джордана Миксон. На задней стороне обложки была ее фотография: улыбающаяся женщина с длинными черными волосами возлежала на кружевных подушках. Странное одеяние толком не закрывало ни руки, ни грудь, зато на голове красовалась напоминающая диск шляпка, совсем маленькая и непрактичная, такая и от дождя не защитит.

169