Перерождение - Страница 171

171

Никто так и не объяснил, что случилось в ту ночь, а Джейн не рассказала об увиденном никому, даже подружкам. Учительница не появлялась, и кое-кто из детей — Фанни Чоу, Бо-Бо Гринберг и Барт Фишер — шептались о том, что она умерла. Только Джейн не верила. Умереть — значит лечь и заснуть на веки вечные, а Учительница, в невообразимом прыжке налетевшая на сияющего дядю, на сонную совершенно не походила. Напротив, в тот момент она воплощала невероятную силу, энергию, грацию, которые даже сутки спустя не давали Джейн покоя. В уютном мирке девочки царствовали порядок и мир. Разумеется, драки, ссоры и обиды в нем тоже присутствовали. Порой Учительница сердилась несколько дней подряд, но в целом Джейн окружали доброта и понимание. Эти чувства с материнской щедростью источала Учительница, она, как солнце, дарила тепло и радость. Однако теперь, через сутки после непонятного происшествия, малышке Джейн показалось, что она раскрыла главный секрет той, которая так бескорыстно заботилась о ней и других Маленьких.

Лишь теперь Джейн поняла, что стала свидетелем проявления сказочной любви. Именно любовь оторвала Учительницу от земли и понесла в объятия дяди-медведя. Сиять умеют лишь принцы, значит, принц-медведь пришел забрать Учительницу в свой лесной замок. Там она сейчас и живет, а всех Маленьких перевели на второй этаж ждать ее возвращения. Учительница вернется к ним не просто Учительницей, а лесной королевой. Другие взрослые это сразу поймут, позволят Маленьким спуститься в Большую комнату и устроят в честь королевы праздник.

Вот такие сказки рассказывала себе на ночь Джейн. Рядом с ней на кроватках спали еще пятнадцать Маленьких, и каждому снился сон. Поначалу сон Джейн напоминал события предыдущей ночи: она прыгала на кровати в Большой комнате, когда появился медведь. Но на сей раз он не влетел в окно, а чинно открыл дверь, которая вдруг оказалась далеко-далеко. Медведь выглядел иначе, чем накануне: большой, лохматый, как в книжках с картинками, и ходил не по-человечьи, а по-медвежьи. Не спеша, вперевалочку, он добрел до кроватки Джейн, сел, а потом встал на задние лапы. Круглый живот, покрытый шелковистой шерстью, большая голова, влажные глаза, сильные лапы с темными подушечками — сердечко восхищенной Джейн пустилось галопом. Сказочный медведь — чудо, подарок, который она долго ждала и наконец получила! Медведь постоял-постоял, посмотрел-посмотрел, а потом молвил бархатным медвежьим голосом: «Здравствуй, Маленькая Джейн! Я Мистер Медведь. Я пришел тебя съесть!»

Как смешно! У Джейн защекотало в животе, и она поняла, что вот-вот захохочет. Почему-то медведь не обратил внимания на ее веселье и выжидающе молчал. Девочка присмотрелась к медведю повнимательнее и подметила совершенно не сказочные детали: в подушечках лап скрывались длинные когти, в темных глазах горели не доброта и мудрость, а затаенная злоба. А зубы, какие у него зубы… Где другие дети? Почему она одна в Большой спальне? Нет, не одна: у кроватки стояла Учительница, такая же, как всегда, только лицо нечеткое, словно завешанное марлей. «Джейн, ты нас задерживаешь! — строго объявила она. — Других детей Мистер Медведь уже съел, а ты все на кровати прыгаешь! Будь умницей, стой спокойно, и он тебя съест». «Не-хо-чу!» — в такт прыжкам ответила Джейн. Слова Учительницы прозвучали не угрожающе, а глупо, но все равно… «Не-хо-чу!» — повторила девочка и запрыгала с удвоенной силой. «Теперь видите? — Учительница повернулась к застывшему у кроватки медведю и в изнеможении воздела руки. — Видите, что я терпела день-деньской? Удивительно, что рассудок не потеряла! Ладно, Джейн, как хочешь! Мое дело — предупредить!»

Тут сон превратился в настоящий кошмар. Учительница схватила Джейн за руки и повалила на кровать. Лишь тогда девочка заметила, что у Учительницы на шее дыра, из которой торчат мерзкие блестящие лоскутки и веревки. От шеи будто… да, будто кусок откусили. Значит, Учительница говорила правду: Мистер Медведь действительно съел всех Маленьких! На ее глазах Мистер Медведь превратился в голого сияющего дядю. «Не хочу! — кричала Джейн. — Не хочу!» Увы, сияющий дядя оказался куда сильнее. Девочка с ужасом смотрела, как в его зубастой пасти исчезает ее ступня, потом лодыжка, потом бедро…

В снах колонистов, как в зеркале, отражались их повседневные дела и заботы. Глории Патал снился огромный пчелиный рой, облепивший ее тело. Частью сознания она понимала: сон символичен, и ползающие по телу пчелы — ее тревоги. Мелкие — например, пойдет ли дождь, обиделась ли Мими, вдова Раджа и ее единственная подруга, за то, что она на днях к ней не заглянула; и крупные — тревоги за Санджея, Маусами, за свою поясницу, кашель, порой будивший по утрам, — вдруг это предвестник чего-то серьезного? К тревогам примешивались тоска о младенцах, которых она не смогла выносить, леденящий ужас, сжимавший сердце при ударах Вечернего колокола, и менее конкретный страх перед будущим: шансов выжить ни у нее, ни у других колонистов не было. Ведь как ни гони мрачные мысли, как ни старайся держаться («Держись!» — именно так сказала Глория дочери, когда та, прорыдав всю ночь о Тео Джексоне, наутро объявила, что выходит за Гейлина), страшную действительность не изменишь: однажды прожекторы погаснут. Значит, по-настоящему тревожиться стоит за день, когда поймешь: все тревоги минувших лет сводились к одному — стремлению перестать тревожиться.

Пчелы во сне были именно тревогами — крупные и мелкие, они ползали по рукам, ногам, груди, залезали в глаза, нос и уши. «Налетел» рой неспроста, а из-за проблем, которые Глория решала в последние минуты бодрствования, — тщетно будила Санджея и отбивалась от Джимми, Иена и остальных желающих узнать, как поступить с Калебом. Усталая и измученная, Глория, вопреки своим привычкам, заснула прямо за кухонным столом. Голова запрокинулась, рот безвольно открылся, и она негромко захрапела. Звуки во сне были настоящими — храп превратился в жужжание пчел. Только как огромный рой попал на кухню и накрыл Глорию, словно огромное пульсирующее одеяло? Разумеется, пчелам свойственно летать роем, но почему Глория не защищалась? Во сне она чувствовала покалывание крошечных ножек и трепет крылышек, понимая: малейшее движение, даже вдох, разозлит пчел, и они пустят в ход смертоносные жала. Как же она мучилась, боясь шевельнуться! Тут на лестнице послышались шаги, Санджей заглянул на кухню, но не сказал ни слова. Хлопнула входная дверь: он ушел. С губ Глории слетел беззвучный крик, который вырвал ее из объятий сна и уничтожил все его следы. Проснувшись, она не помнила не только о пчелах, но и об уходе Санджея.

171