Перерождение - Страница 214

К оглавлению

214

— А я Майкл.

— Я-то знаю, как тебя зовут, а вот ты знаешь, что это? — Гас протянул Майклу протертый ветошью предмет.

— Соленоид, работающий при напряжении двадцать четыре вольта. С топливного насоса, причем с большого.

— Да ну? И что с ним не так?

— Не знаю. — Майкл пожал плечами и вернул соленоид Гасу. — По-моему, все нормально.

— Он прав, — сказал Гас, хмуро взглянув на Билли.

— Я же тебе говорила!

— Билли утверждает, что ты разбираешься в электрике. Ну, в проводке, генераторах, контроллерах…

Осторожный Майкл снова пожал плечами: зачем раскрывать карты раньше времени? Интуиция подсказывала: этим двоим можно доверять. Не просто же так они его сюда привезли!

— Объясните или лучше покажите, в чем проблема.

Они перебрались через пути к ангару, в котором гудели переносные генераторы и лязгали инструменты, и вошли в ту же неприметную дверь. Внутри оказался просторный цех, освещенный прожекторами на высоких столбах. Мужчины в промасленных оранжевых костюмах суетились возле…

Майкл едва не окаменел от изумления.

Они суетились вокруг поезда, точнее, тепловоза! И это была не какая-нибудь ржавая развалюха, а, судя по внешнему виду, тепловоз на ходу. Весь корпус, даже кабину, обшили металлическими пластинами толщиной как минимум три четверти дюйма, оставив машинисту для обзора маленькую щелку. Двигатель защищал массивный стальной плуг. К тепловозу были прицеплены три товарных вагона.

— С пневматикой и механикой полный порядок, — объявил Гас. — С помощью портативных генераторов мы зарядили восьмивольтовые батареи. А с проводкой что-то не так: от батарей к насосу ток не поступает.

Кровь так и стучала в висках Майкла — он сделал глубокий вдох, веля себе успокоиться.

— Схема есть?

Гас подвел его к грубо сколоченному столу, на котором лежали большие листы хрупкой от времени бумаги с нанесенными синим схемами. Майкл просмотрел каждую и через пару минут объявил:

— Здесь черт ногу сломит! На то, чтобы понять, в чем проблема, уйдут недели.

— Недель у нас нет, — сказала Билли.

— Сколько вы работаете над тепловозом? — оторвавшись от схем, спросил Майкл.

— Ну, лет сорок, — отозвался Гас.

— А у меня сколько времени?

Билли с Гасом обменялись тревожными взглядами.

— Часа три, не больше, — ответила Билли.

53

— Тео!

Он снова на кухне из Старого мира. В открытом ящике поблескивает нож. Ишь как его положили, словно младенца в колыбель!

— Ну же, Тео, давай! Бери нож и вскрой толстухе горло. Тут же полегчает, гарантирую!

Снова этот голос! Он звал по имени, проник в мысли и теперь преследовал его и во сне, и наяву. Сознание раздвоилось: Тео одновременно был и на кухне, и в камере, где сидел уже много дней и боролся со сном.

— Откуда такие сложности, черт подери? Или я плохо объясняю?

Тео разлепил веки — кухня исчезла. Он сидел на нарах, в пропахшей дерьмом и мочой камере с тяжелой дверью. Какой сейчас день, месяц, год? Сколько он здесь торчит? Целую вечность?

— Эй, Тео, ты меня слушаешь?

Тео облизал губы и почувствовал металлический вкус крови. Неужели язык прикусил?

— Что тебе нужно?

За дверью тяжело вздохнули.

— Тео, ты меня удивляешь. Так долго еще никто не держался! Ты у нас рекордсмен!

Тео не ответил. А что говорить? На вопросы голос не отвечал никогда. Порой вообще казалось, что никакого голоса нет и у него галлюцинации.

— Вообще-то некоторые сопротивлялись, — продолжал голос. — Некоторым резать жирную стерву явно не по нутру! — За дверью мрачно усмехнулись. — Уж поверь мне, чего я только не видал!

«Надо же, какие мерзости творит с сознанием отсутствие сна, — думал Тео. — Приказываешь себе бодрствовать, заставляешь мозг работать день-деньской, отжимаешься, приседаешь, пока мышцы не начинают гореть, колотишь себя, до крови царапаешь, и вскоре границы между сном и явью исчезают. Два состояния смешиваются во что-то вроде боли, только хуже, ведь эта боль живет не в теле, а в сознании. Сознание превращается в боль, а с ним ты сам становишься болью».

— Помяни мое слово, Тео, умирать здесь — то еще удовольствие. Такое и врагу не пожелаешь!

Сознание снова превращалось в каплю, готовую раствориться в пучине сна, и Тео вонзил ногти в ладонь. «Не спать! Ни в коем случае не спать!» — одергивал себя он, потому что знал: сон куда ужаснее яви.

— Знаешь, Тео, рано или поздно все прогибаются.

— Почему ты зовешь меня по имени?

— Извини, Тео, что ты сказал?

Тео сглотнул и снова почувствовал вкус крови. Надо же, как мерзко во рту! Он зажал голову руками.

— Почему ты вечно зовешь меня по имени?

— Твое внимание привлечь стараюсь. Извини за прямоту, но последние несколько дней ты сам не свой!

Тео не ответил.

— Не нравится, что я зову тебя по имени? Не понимаю почему, но ладно, как пожелаешь! Сменим тему. Что скажешь об Алише? По-моему, эта девушка — просто чудо!

Алиша? Странный голос спрашивает об Алише? Невозможно! Хотя тут-то и загвоздка! В мерзкой камере возможно все, и голос из-за двери говорит исключительно невозможные вещи.

— После твоих рассказов я думал, что западу на Маусами, — радостно продолжал голос. — Ну, помнишь, мы с тобой по душам поговорили? Вот я почти не сомневался: мне понравится именно она. Только в этой рыженькой есть какая-то изюминка, от нее у меня аж кровь кипит.

— Не понимаю, о ком ты! Повторяю: эти имена мне ничего не говорят.

— Тео, ну ты и кобель! Хочешь сказать, что и с Алишей развлекался? А твоя Маус в положении, да?

214